Y.N. Zassoursky online

Я, по-моему, рассказывал, как я перешел на факультет журналистики. До этого я руководил заочным отделением и в 1952 году я был принят на наш факультет. В 1953 декан факультета Худяков назначил меня заместителем декана по заочному отделению.

На заочном отделении училось несколько студентов разного возраста. Среди них был Николаев или, например, был у нас такой студент Лев Колодный. Он начинал работать в газете и очень любил петь. Наше заочное отделение помещалось на Моховой, 11, рядом с тогдашней библиотекой. Теперь там актовый зал. Вот там он выходил на лестницу и пел. Была у меня сотрудница, ее звали Динара, она тоже с ним пела. Потом этот парень закончил наше заочное отделение и сейчас он, кстати, очень интересный человек. Он написал книгу о Шолохове и о «Тихом Доне», поскольку нашел подлинник «Тихого Дона». Замечательный журналист, я его очень уважаю.

Когда Ваня еще не родился, а Светлана Александровна была в родильном доме, произошли важные события. Заболел Сталин. Я должен был писать ей об этом. И когда он умер, все были очень взволнованы и многие ходили в Колонный зал смотреть на тело Сталина. Конечно, все были потрясены, многие плакали, были истерики. Наша знакомая Нина Максимовна Елкина пошла туда и попала в такую толчею, что была еле жива. Михаил Васильевич Игнатов ее оттуда вытащил. Я не хотел идти, но меня туда повел мой друг Александр Сергеевич Дмитриев, участник войны. Он решил, что ему надо пойти проститься со Сталиным. Мы вышли поздно ночью и к утру, мы дошли почти до Трубной площади. Но в это время объявили, что доступ к телу заканчивается, и мы не попали. Была ужасная толчея, много людей погибли. Мы услышали только решение ЦК о том, что теперь в стране новое руководство, куда вошел Маленков. Он стал первым секретарем и председателем министров. Это означало конец эпохи нашего юношества и новое начало для взрослой жизни.

Смерть Сталина изменила ход нашей работы, изменила журналистику в целом, изменила факультет. Вскоре после этого к нам приехал секретарь ЦК. Началась новая жизнь, и начался процесс десталинизации.

Летом 53 года была дикая жара, и в это время я ожидал, что Светлана Александровна родит. Тогда нельзя было сказать, кто будет мальчик или девочка. Светлана Александровна жила на даче, она уже поправилась сильно и, по-моему, ходила с палкой, в жару очень страдала. Но потом она приехала в Москву, ее отвезли в родильный дом. Утром я позвонил туда, и мне сказали, что родился мальчик. Это было важное событие. В августе 1953 года появился Ваня. Мы решили так его назвать по контрасту с моим прекрасным именем, которое, я, кстати, очень люблю и уважаю. Мы решили особо не выдумывать и взять имя, которое носил отец Светланы Александровны. Дед Ваня, Иван Леонтьевич. Он был сибиряк, занимался кораблями, водил корабли по Лене. Он был очень интересный, живой. Светлана его очень уважала.

После того как у нас появился сын, возникла проблема, где жить. Мы все жили в Кабанихином переулке, в одной комнате: я, Светлана Александровна и Иван Ясенович, только появившийся, совсем маленький человек, но уже достаточно энергичный и очень разборчивый в отношении к тем, кто к нам приходил. Тогда у нас были друзья, аспиранты, и мы собрали всех в сентябре отмечать День рождения. Ивану не было даже месяца, но он уже двигался в коляске, у него были погремушки, он их хватал. Пришли мои друзья, Олег Мелихов, к сожалению, его нет в живых, Леонид Григорьевич Андреев, Константин Емельянович Цуринов, замечательный знаток испанской литературы. Он начал шутить с Ваней и тот заплакал. Цуринов был человек темный, с небритым лицом, и Ваня, наверное, испугался.

Ну и тут мы должны были выяснить, где же нам жить. Как вы знаете, мой папа специально ушел из Научного центра, чтобы получить квартиру. Получил он ее, в конце концов, в шестидесятые годы. А у нас в университете в это время открыли наше новое здание, и был построен 14-этажный дом для преподавателей. И мне там неожиданно дали двухкомнатную квартиру. Мы должны были туда поселиться с Ваней, но Светлана Александровна как-то смущалась насчет того, как она будет жить в этой квартире.

Были варианты, можно было получить большую площадь, скажем две комнаты в трехкомнатной квартире, но с соседкой. И нам предлагали жить с Анной Ивановной Кайдаловой, замечательной преподавательницей русского языка, участницей войны, однокурсницей Светланы Александровны. И она очень загорелась этой мыслью, жить вместе в этой квартире. Я был этим, конечно, очень удивлен и сказал, что с этой очаровательной девушкой я, тем не менее, жить не собираюсь, я уж лучше поживу со своим сыном и со Светланой Александровной. Так мы и решили. У нас получилась квартира небольшая, по-моему, метров 28, на четвертом этаже, без балкона. Четвертый этаж хорошо, можно подниматься пешком.

Это было хорошее место, еще тогда не было застроено. Мы могли ездить туда на двадцать третьем автобусе или на «одиннадцатом», через площадь Революции, через ВЦСПС, а потом на автобусе, который шел во Внуково, там тогда уже был аэродром, но небольшой, и самолетов летало немного. Вот мы туда ездили, и приходилось ходить пешком от места, которое называется ДНР, Дом научных работников, там был магазин, в который мы ходили, от угла Ломоносовского и Ленинского проспекта. Их тогда еще не было, на их месте была сплошная стройка.

Тем не менее, был новый дом, мы должны были покупать туда мебель, все было очень сложно, много хлопот. У Вани были няни. Первая няня была Валя, такая молодая дама, она потом ушла куда-то работать. После нее у нас была Хасиня, очень интересная женщина, она была мусульманкой, соблюдала все мусульманские законы. Она очень внимательно следила за тем, чтобы Ванечка был чистым и, когда к нему подходили, она говорила: «Не подходите к нашему чистому ребенку». Она также очень любила посуду. Я помню, что когда я сварил в кастрюле свинину, она была страшно возмущена. Когда в доме была грязная посуда, она считала, что это никуда не годится.

Ванечка был очень активный мальчик. Мы жили втроем в этом доме, а дом был еще не достроен. Вообще, он состоял из 3-х частей: первая часть – корпус Б, вторая – корпус В и центральная часть – корпус А, где мы как раз и жили. Центральная часть называется площадь. Мы здесь поселились, и здесь же можно было заниматься работой со студентами. Это, конечно же, занимало много времени, поэтому я ушел из издательства и работал в это время только на факультете с заочниками.