Y.N. Zassoursky online

Девочек, с которыми я учился, я слишком хорошо знал. Им нужно было помогать. Учил русскому языку некоторых. А вот здесь, на филологическом факультете, было дело очень серьезное. Светлана Александровна висела там на доске почета. Выдающийся комсорг! Или выдающийся комсомольский руководитель, что ли, я не знаю. Висела на доске, очень симпатично, кстати, выглядела. А потом у нас было комсомольское собрание, и был скандал. Ее хотел Бочаров, ее друг большой. Бочаров – это наш хороший знакомый, тогда он учился тоже со Светланой на одном курсе филфака. Он был секретарем сначала курсового бюро, а потом факультетского. И он очень хотел, чтобы Светлану избрали вместо него секретарем комсомольского бюро. И вот стали избирать, а ее не избрали. И было очень это обидно и жалко. Несправедливо. А не избрали из зависти, что хорошо учится, все у нее в порядке. С другой стороны, она ни в каких компаниях особых не состояла и была очень остра на язык, ехидна. Таких не очень любят, языкастых, я думаю, поэтому. И она очень не любила всяких таких людей, которые, с ее точки зрения, недобросовестны. Ну, например, любили подсказки, списывать, что-то там еще. Она занималась очень усердно и упорно. Считай, как в школе ботаник. Кто к ботанику хорошо относится? Директор школы и классный руководитель. Так и она. И страдала исключительно за честность и открытость своего взгляда. Как говорят иногда, правда хуже всякой клеветы. Или правда глаза колет. Есть масса русских поговорок, которые утверждают, что есть великий смысл в том, чтобы не быть таким уж пунктуальным. Она была пунктуальной и всяческих этих не любила, хотя и над ними не то, чтобы измывалась, но относилась к ним очень критически. Первый раз я ее увидел на доске почета. А я уже был аспирантом, но это не значит, что она была моложе меня. Она была старше меня, и до сих пор  старше, вот  ведь в чем вопрос. А познакомились мы с ней где-то на собрании. У нас были аспирантские, комсомольские собрания. Там мы были. Потом ее-то и не избрали в комсомольскую эту организацию аспирантов. Там познакомились. Разговаривали с ней. У нее очень интересная тема была по чешской литературе. Я тоже стал учить чешский. Она меня учила чешскому языку, очень забавно. Общение началось с того, что мы разговаривали, а потом всякая общественная работа. И вот она меня учила чешскому языку, а ее пытался английскому. Конечно, дело безнадежное, но что делать. Все-таки она знает английский, а я по-чешски кое-что понимаю. Это ей не нравится, что я понимаю по-чешски. Потом я учил ее английскому языку. Я занимался американской, конечно, литературой, а она занималась чешской. Это очень разные вещи. Но там были и интересные моменты. Я познакомился с таким чешским поэтом, как Гавличек Боровски. Это поэт очень интересный, он жил в Москве в 30-е годы, и дома у Погодина работал учителем, детей учил. Профессор Московского университета Погодин был историком литературы. Он был известным литератором. И этот чешский поэт у него в доме был учителем. Тогда вообще было принято дома учить. Ну, вот и он там был у него учителем, наверное, немецкого языка, я думаю. Поскольку все чехи любили немцев, и знали немецкий язык, и учили русских немецкому языку. Это хорошо. А он такой был сатирик и высмеивал русскую церковь очень безобразным образом. У него было стихотворение, песня о святом Владимире. Там, где он говорит, что в русской церкви поклонов много. И эти поклоны еще и полезны, потому что излечивают от геморроя, говоря прозаическим языком. А он там это все поэтически изобразил. Вообще интересно. И чехи меня очень заинтересовали, а Светлана была живой очень человек и ехидный. А ехидные, они всегда интересные такие. Но меня это не пугало.